Андрей Максимов похвалил меня за вышедшую недавно книжку моих стихов. Похвала Максимова – штука приятная; рискуя показаться крыловской кукушкой, замечу, что давно отношусь к Андрею со встречной симпатией и уважением. Но контекст, в котором я удостоился его добрых слов, показался мне заслуживающим внимания.

«Про политические взгляды Виктора, —- пишет А.Максимов, — ничего сказать не могу, про политические взгляды вообще говорить не люблю. Но вот прочел книгу и подумал: на фига ему политика? Когда есть такое удивительное сочетание иронии и лирики…»

Спасибо; нет, правда, спасибо (как говорится в Георгиевском зале, за высокую оценку моего труда), но – какое показательное противопоставление! «На фига ему политика, когда есть…»

Как будто речь идет о выборе профильного бизнеса!

На фига плести макраме, когда так хорошо идет гжель!

Но политика — не бизнес, по крайней мере, для меня. Вопиющее несовершенство сегодняшнего политического устройства — вопрос жизни и смерти, иногда в буквальном смысле. (Большинство людей, увы, понимают это, когда словосочетание «вопрос жизни» уже перестает быть метафорой. Не ходил человек на митинги против войны в Чечне, а пришел однажды с ребенком на «Норд-Ост»...)

В сформировавшихся зрелых демократиях политика – это отлаженная работающая машина, не требующая от обывателя особенных усилий и знаний. От владельца «вольво» не требуется понимать, что там под капотом. Оно давно придумано, грамотно собрано и прекрасно работает – доброго пути!

Владельцу «жигуля» лучше бы войти в курс дела заранее и все перебрать по уму, чтобы не колдыбаться потом в грязи и масле посреди дороги, не говоря уже о том, чтобы лежать мертвым у обочины.

В неразвитых странах вроде нашей политика гробит обывателя на каждом повороте: гремит, глохнет, стучит, не тормозит, закипает… Делает жизнь чудовищно неудобной и опасной.

Спрятаться от всего этого в профессиональной и культурной нише – вещь заманчивая и даже, на первый взгляд, репутационно безукоризненная, но что-то в этой безукоризненности напоминает старый анекдот: все в дерьме, и тут выхожу я — весь в белом.

Ну да, кому из приличных людей хочется в толпу? Все чистые господа, каждому приятнее в обществе приличного человека, то есть самого себя! Я не иронизирую над Максимовым, избави Бог, если хотите, иронизирую над собой, ибо мне в толпу тоже не хочется! На митинге ты, как в борще — что там нарублено по соседству, Бог ведает… Вот чемпион мира по шахматам, вот блистательный русский поэт, вот юный лимоновец, вот невменяемая бабушка с самодельным плакатиком… Каждого привело сюда свое.

И – общее! Неустроенность политической жизни, протест против государства, отнявшего у нас право реального участия в жизни собственной страны.

Осознание этой общности и делает население народом.

Одно из сильнейших личных впечатлений – Испания, вышедшая на улицы после очередного теракта баскских сепаратистов. Хозяин кафе закрывает свое заведение и отправляется на митинг — вместе со своим официантом и подсобным рабочим. В этот момент они — просто испанцы, граждане страны.

Испанец, который в этот момент не выйдет на улицу, сказавши: «Я тонкий лирический поэт, дитя эфира, пропадите вы пропадом со своей политической грязью», — будет, как бы мягче сказать, не понят…

Ибо этот общий выход на улицы – гигиена общественной жизни, а в этом все равны.

Поэтому (понимая это!) приходят на «Марш Несогласных» выдающийся поэт Сергей Гандлевский, экономист мирового класса Андрей Илларионов, блестящий социолог Дмитрий Орешкин… Да и Гарри Каспаров мог бы едать с серебра, давая по миру сеансы одновременной игры, вместо того чтобы общаться с родным ОМОНом и слушать ежедневные оскорбления из федерального телеэфира, не правда ли?

Стало быть, дело не в уровне таланта. Как минимум — это не индульгенция.

Политический эскапизм, последовательно проповедуемый Андреем Максимовым, элегантен только на первый взгляд — при более подробном разборе он, увы, не выдерживает критики.

Это, кажется, понимает и сам Максимов. Несколько месяцев назад, беседуя с ним в студии радио «Свобода» и выслушав его кредо эскаписта, я поинтересовался, сколько лет его сыну. Оказалось – семь. И тогда я пообещал Андрею, что через десять лет его, аполитичного, страшно заинтересует вопрос отсрочек от армии и вообще реформы Вооруженных сил…

Ответ поразил меня абсолютной честностью. «Я не пущу сына в армию, — сказал Максимов. — Я буду делать все, чтобы он там не оказался».

В переводе на русский язык это «всё», как мы знаем, подразумевает взятку военкому. Это придумал не Андрей Максимов, но, если за десять лет ничего не изменится, он исполнит этот номер, никуда не денется. И кто, кроме полного дебила, упрекнет человека в том, что он не желает отдавать сына на переработку в мясо?

Все хотят для своих сыновей другой судьбы.

Для этого, как ни банально, надо «участвовать в политике», насчет чего (в отношении меня) искренне сокрушался Максимов.

Альтернатива – тот самый эскапизм, чистый и благородный до тех пор, пока не упирается в прямое сотрудничество с бандитами, во включение себя — нормального, честного человека — в коррупционную схему…

В сущности, эскапизм — это эмиграция!

Или, зайдя с другой стороны парадокса, эмиграция – самая последовательная, если не считать самоубийства, разновидность эскапизма: меня тут нет, делайте тут, что хотите!

Вот, собственно, и все богатство выбора для поэта, живущего в эпоху перемен в неразвитой стране: либо от греха подальше оставаться на озере Чад возле изысканного жирафа, либо жить на Родине и дожидаться, когда акмеистов начнут расстреливать вместе с читателями.

Источник: http://www.ej.ru/?a=note&id=7167