Spiegel: Господин Акунин, Вас считают мастером детективного романа и, следовательно, представителем неполитизированной развлекательной литературы. Тем не менее, именно по Вашей вине недавно в карцере оказался магнат Михаил Ходорковский, оказавшийся за решеткой 5 лет назад. Причиной этому послужила ваша подробная беседа с ним, опубликованная вами. Значит, что российское правительство вновь испугалось печатного слова?

Акунин: Боюсь, что да. Это некий сигнал. Он в меньшей степени адресован Ходорковскому, потому что в правительстве понимают, что даже после 5 лет тюрьмы его сломить не удастся. Скорее, такой сигнал предназначен остальным писателям и должен предостеречь их от продолжения такого публичного обсуждения положения в нашей стране.

Spiegel: У Вас и правда есть коллеги по цеху, которые вновь готовы более активно участвовать в политике?

Акунин: Сегодня многие писатели намерены продолжить переписку с Ходорковским. В частности, такие знаменитые, как Людмила Улицкая или Борис Стругацкий. Ведь заступаться за униженных и оскорбленных в традиции русской литературы - вспомните хотя бы Достоевского. Я думаю, что Михаил Ходорковский - это на сегодняшний день самая интересная и значительная фигура в российском обществе. И то, что его на 12 дней поместили в карцер, со стороны Кремля просто глупо. Власти подлили масла в огонь.

Spiegel: Почему такой человек, как Ходорковский, оказался настолько важен для Вас?

Акунин: Признаться, я никогда не интересовался жизнью олигархов, да и с литературной точки зрения это не очень интересно. Но Ходорковский повел себя так, как богатые люди вообще-то себя не ведут. Он был самым богатым человеком в России. А потом Ходорковский все потерял, причем произошло это потому, что он остался верен себе. Он мог бы уехать за рубеж, как поступили другие олигархи. Однако он не хотел проявить трусость, не хотел бежать от тюрьмы. В этот момент Ходорковский для меня как писателя становится интересной фигурой, личностью, в судьбе которой отражаются все болезненные симптомы нашего общества: коррупция, зависимость судов, отсутствие свободы слова. Мне кажется, здесь прослеживаются параллели с судьбой Андрея Сахарова.

Spiegel: Такое сравнение не может не удивить. Ведь Сахаров был мучеником, пользовавшимся в России всеобщим уважением, Ходорковского же, напротив, многие ненавидят. В массах его считают вором, обогатившимся в ходе приватизации 90-х годов за счет своих соотечественников.

Акунин: Не любят его по двум причинам. Во-первых, потому, что русские в принципе не любят богатых. А во-вторых, потому, что все телевизионные каналы уверяли, что Ходорковский вор. Не забывайте: Сахаров тоже поначалу работал физиком-ядерщиком, входил в элиту, был трижды Героем Социалистического Труда. Я изучал обвинение против Ходорковского и считаю, что он невиновен; в процессе против него судья просто дублировал все требования прокуратуры. Конечно, ангелом Ходорковский не был, но его предприятие вплоть до своего разгрома оставалось наиболее прозрачной компанией в стране. Сахаров же, который сегодня является непререкаемым моральным авторитетом, был одним из создателей водородной бомбы, от которой, может быть, мы все когда-нибудь погибнем.

Spiegel: Стало быть, на Ходорковского нужно смотреть, как на нового князя Мышкина - богатого героя из романа Достоевского 'Идиот', который говорит людям правду и потому терпит в обществе фиаско?

Акунин: Ходорковский поставил вопрос о коррупции в нашей государственной системе. Людям следует обратить на него и на его идеи внимание. Пока Сахаров находился в ссылке, то что бы тут Горбачев ни говорил о свободе, ему не верили. Новый президент Дмитрий Медведев тоже говорит о борьбе с коррупцией и клянется в верности принципу независимости судов. Пока Ходорковский в тюрьме, все это просто красивые слова.

Spiegel: Ваша беседа с Ходорковским была опубликована в российском издании Esquire. Почему в качестве трибуны Вы избрали страницы глянцевого журнала?

Акунин: Аудитория Esquire - это читатели, скорее, аполитичные, но добившиеся финансового успеха. Я хочу, чтобы эти люди, средний класс, задумались. И это уже удалось. Текст интервью появился в сотнях мест в интернете. И потому, что Кремль так нервно отреагировал на публикацию, ее прочло раз в десять больше людей, чем могло бы.

Spiegel: Еще в 2002 году Вы положительно отзывались о политике Путина. Сегодня же Вы жестко критикуете и его, и избранного им преемника. Чем объясняется такая перемена в сознании?

Акунин: В 2002 году я говорил, что мне в Путине что-то нравится, а что-то не нравится. Я отношусь к Путину нейтрально, но констатирую, что он в последнее время совершает все больше серьезных ошибок, которые вредят нашей стране.

Spiegel: Вы имеете в виду Грузию?

Акунин: В частности. Наши войска должны были остановиться на южноосетинской границе. И всему миру было бы понятно, что президент Грузии Михаил Саакашвили начал войну, а Россия всего лишь среагировала на его действия. Вместо этого мы продолжили наступление в Грузии. Конечно, это сразу же напомнило о том, как советские танки входили в Прагу и в Афганистан. В результате за эту маленькую военную победу пришлось заплатить огромным политическим поражением. У власти оказались 'ястребы'.

Spiegel: Вероятно, ваше отношение к ситуации с Грузией не лишено пристрастности, ведь по паспорту Вы - Григорий Чхартишвили. . .

Акунин: Верно, случилось так, что я родился в Грузии, и мой отец был грузином. Но я совсем не говорю по-грузински. Я - русский писатель, я чувствую себя московским человеком, а кто я по крови совершенно неважно. И у меня были бы те же чувства, если бы Россия вела войну с Украиной.

Spiegel: Значит, этническое происхождение неважно? Еще в советские времена грузины смотрели на своих соседей в России сверху вниз, считали себя культурнее них. Представитель интеллигенции Мераб Мамардашвили однажды сказал, что 'русские готовы есть селедку на клочке газеты', тогда как грузины на это не способны. Может быть, именно такой национализм никак не позволяет водвориться спокойствию на территории бывшей советской империи?

Акунин: Даже такой умный человек, как Мамардашвили, иногда может сказать глупость. Какого-то стандартного грузина, русского или немца не существует. Тем не менее, у меня ощущение, что одна из самых серьезных ошибок всех путинских лет - это политика России по отношению к нашим соседям. Мы не можем постоянно только угрожать. На самом деле, Россия - это естественный центр на пространстве бывшего Советского Союза. Она всегда притягивала с периферии все самое талантливое и потому, что русский язык объединял все эти страны. Надо работать над тем, чтобы нас не боялись, а любили.

Spiegel: Тогда Кремлю пришлось бы кардинально менять парадигму. Но ведь, к сожалению, в кризисных ситуациях и из среды пресловутой русской интеллигенции не услышишь ничего путного. Чем Вы это объясните?

Акунин: Тем, что многие стали аполитичны. Мы, представители интеллигенции, пережившие советские годы и перестройку, настолько пресытились коллективизмом, что просто захотели вновь побыть индивидуалистами. Я тоже хотел, только чтобы меня оставили в покое. Весь мой литературный проект - это с самого начала своего рода манифест индивидуализма и приватных ценностей.

Spiegel: Нас смущает, что если некоторые представители интеллигенции все же берут слово, то только чтобы воспеть хвалу руководству. Так, известный режиссер и лауреат премии 'Оскар' Никита Михалков в прошлом году обратился к Путину с открытым письмом, в котором от имени 'российских деятелей искусства' почти умолял его выдвинуть свою кандидатуру на третий срок, нарушив, таким образом, конституцию.

Акунин: Но это и вызвало громкий скандал, глубоко задело многих из нас. Михалков может говорить все, что хочет - но не от имени нас всех.

Spiegel: Возможно, русской интеллигенции как единой социальной и интеллектуальной силы просто никогда не существовало, как подозревал Александр Солженицын?

Акунин: Она, конечно, существовала, но она изменилась. Интеллигенция приобретает важность, когда в обществе распространяется ощущение несвободы. Тогда она становится хранителем духа и культуры. А настолько драматическим мне сегодняшнее положение не кажется. В статье для французской газеты Liberation я писал, что Россия сейчас переживает золотой век. . .

Spiegel: . . .за что оставшаяся горстка российских либералов буквально набросилась на вас с критикой, усмотрев в ваших словах еще одну оду Путину. . .

Акунин: . . .а я хотел сказать только вот что: впервые в российской истории у нас есть возможность выбора. Если в 1938 году при Сталине писатель позволил бы себе высказывания, подобные моим, его бы расстреляли. В 1978 году при Брежневе его как минимум посадили бы в тюрьму или поместили бы в психиатрическую больницу. В 2008-м просто же натравливают налоговую полицию, что, в частности, уже случалось и со мной. Но это большая разница. Теперь у русских появился выбор. Например, судья может 'приспосабливаться' или же снять с себя мантию и уйти в адвокаты. А чем рискует тележурналист, если раскроет рот? Он вылетит с телевидения, но сможет работать дальше в интернете. Каждый сегодня может решать - быть оппортунистом или нет.

Spiegel: Действие всех ваших детективных романов без исключения происходит в прошлом, в конце XIX столетия - в царствование Александра III. У нас было подозрение, что вы таким образом пытаетесь бежать из мрачного настоящего, однако на поверку вы оказались человеком с чрезвычайно активной политической позицией.

Акунин: В прошлом я просто лучше разбираюсь, я ведь историк. Оно дает мне полную свободу - потому, что не осталось свидетелей, которые могли бы мне возражать. Кроме того, зачастую я выбираю из нашей истории тяжелые и неприятные эпизоды - поэтому некоторые отечественные критики писали, что я русофоб. Но лишь на печальном опыте своего прошлого можно что-то понять и чему-то научиться. Если бы я снимал патриотический фильм о последней войне, то я бы стал рассказывать в нем не о победном 1945-м, а о 1941 году, когда нашу армию постигло одно из наиболее тяжелых поражений в ее истории. Официальная пропаганда поступает с точностью до наоборот, она уже вновь восхваляет 'отца Победы' Сталина. Ведь мы - наследники империи. Кстати, мой постоянный герой - Фандорин, присутствующий во всех моих книгах - безусловно, проекция и в настоящее.

Spiegel: Можете пояснить?

Акунин: Он то и дело попадает в затруднительные положения, типичные и для сегодняшней России. Ведь он - 'благородный муж' в понимании китайского философа Конфуция, человек, который хотя и совершает ошибки, однако стремится к совершенству. Фандорин состоит на государственной службе, и потому ему приходится постоянно заново выстраивать свою внутреннюю систему координат. В России государственная машина вездесуща, она постоянно вмешивается в частную жизнь.

Spiegel: Выходит, что Фандорин так же болеет за Россию, как и Вы?

Акунин: В моей книге 'Долина мечты' Фандорин уезжает в Америку - государство вынудило его эмигрировать. Там он встречается с другим эмигрантом из России, успевшим сильно разбогатеть. Они вместе задаются вопросом, почему им, добившимся в жизни большого успеха, все же пришлось оставить свою страну на произвол других людей, которые творят с ней черт знает что. Этот вопрос актуален и в наши дни.

Spiegel: Критики восхваляют Ваши детективы за их особую интеллектуальность. И тем не менее, все они являют собой образцы массовой литературы. Почему вы избрали именно этот жанр, когда 10 лет назад начинали писательскую карьеру?

Акунин: Я не миссионер, не обличитель и не исследователь общества. Жанр массовой литературы для меня интереснее и важнее других.

Spiegel: Почему?

Акунин: Как автор, цель которого - развлекать свою аудиторию, ты ведешь диалог с читателем, постоянно думаешь о твоем собеседнике. Не так, как у Кафки, который просто произносит свой монолог. Моя публика - это дама, которая хочет, чтобы ее завоевывали. Притом дама не моногамная. В твоем распоряжении только простые строительные материалы. Нет ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней. Есть глина, вода, песок. И вот из такого прозаического материала нужно создать нечто, что покорит больше людей, чем предметы из золота.

Spiegel: Что ж, вам это ведь удается. После 1990 года в России происходит удивительное возрождение детективной литературы. Чем это объясняется?

Акунин: Тем, что до этого у нас детективных романов не было. Советский Союз был счастливой страной, в которой не существовало ни организованной преступности, ни каких-то необычных преступников. Но сейчас популярность детективного жанра у нас пошла на убыль, примечательно, что интерес смещается в сторону более интеллектуальной литературы. В прошлом году супербестселлером стала книга Улицкой 'Даниель Штейн - переводчик' - роман про холокост. В нем рассказывается о еврее, переводчике из гестапо, который становится католическим монахом. Такого у нас не читали еще никогда. И вот были проданы сотни тысяч экземпляров романа. Людмила Улицкая была совершенно поражена, она писала книгу в большей степени для себя. Очевидно, российский читатель больше не хочет просто развлекаться и вновь берется за более сложные книги.

Spiegel: На прошлой неделе на полках магазинов появился Ваш роман 'Квест', стартовый тираж которого составляет 200 000 экземпляров. До этого книга появилась в интернет-версии. Что представляет собой ваше новое произведение: дань духу времени или просто новый источник доходов?

Акунин: Я просто объединил свою страсть к компьютерным играм и любовь к приключенческим романам. К тому же вы знаете, что сейчас набирают популярность электронные книги - я их себе купил за этот год уже три. Я считаю, что это гениальное изобретение, за которым будущее. Интернет и книги взаимно обогащают друг друга.

Spiegel: Есть и другое мнение - что печатному слову грозит исчезновение.

Акунин: Это просто смешно. Я помню, когда был ребенком, подобные прорицатели говорили, что литература погибнет по вине телевидения. Люди до сих пор читают книги, а вскоре они смогут носить с собой тысячи книг в одном маленьком устройстве и читать их, когда захотят. Литература - очень могучий и очень здоровый желудок, который все переварит, как надо.

Spiegel: Вы - один из самых плодовитых русских писателей. Может быть, отчасти благодаря тому, что нередко вы уезжаете во Францию, чтобы никто вам не мешал в вашей работе?

Акунин: Там, в тихой провинции, действительно ничто не отвлекает. Но сейчас многое для меня изменилось. Из-за меня человека сажают в карцер, а я буду спокойно писать развлекательные романы? Боюсь, не получится. Наступило время, когда аполитичность становится неприличной.

Spiegel: Господин Акунин, мы благодарим вас за эту беседу.

Источник: http://www.inosmi.ru/translation/245327.html