Туристическим раем, в котором можно погулять с проститутками и отмыть в казино грязно заработанные деньги, долгие годы был штат Невада. Конец разгулу бандитов в Лас-Вегасе положил миллиардер Говард Хьюз, скупив все новомодные на то время гостиницы-казино и введя в бизнес-обиход цивилизованные отношения. «Так уж устроен капитализм, — объясняет Таратута в серии «Бандиты здесь больше не живут». — Каждый действует исходя из своих личных интересов, но если это происходит в рамках единых для всех правил, то в результате сложения сил выигрывают все». К 80-м бандитов в городе не стало. Проститутки разрешены нынче законодательно, а налоги с игорного бизнеса в бюджете штата составляют 40%. Казино, кстати, легализованы уже в 29 штатах. Лас-Вегас, впрочем, привлекал не только криминал. Рядовые американцы, ничего не знающие о радиации, валом валили на шоу по ядерным испытаниям. Нынешние власти за ошибки предшественников вынуждены платить — компенсация для пострадавших от испытаний доходит до 250 тыс. долларов.

Другая причина возвращения к теме Америки — в том, что в США научились делать то, что мы пока делать не умеем. Вот мы сейчас говорим о проблеме депопуляции России. Однако восполнить ежегодные потери населения почти в миллион человек, по мнению серьезных ученых, нам не удастся ни ростом рождаемости, ни продлением жизни. Нам не обойтись без увеличения потока иммиграции. Но как это сделать при нашей-то ксенофобии, при нашем организационном неумении, отсутствии всяких представлений о способах ассимиляции приезжих? Именно по этой причине в одном из своих фильмов о США я поднимаю тему иммиграции.

В Сан-Франциско недолюбливали приезжих, да и вообще — иных, но сегодня дискриминация — одно из самых страшных обвинений. И с ней борется, например, городская комиссия по правам человека. Ее член Лэрри Бринкинг с гордостью рассказывает Таратуте о том, как комиссии удалось снять запрет на существовавшее в полиции правило — нанимать людей определенного роста. «Сейчас в полицию берут полицейскими вне зависимости от роста, пола и расовой принадлежности», — говорит он. В городе, в котором еще сорок лет назад во всех присутственных местах висели таблички «Цветным вход воспрещен», толерантность стала настолько обычным явлением, что гомосексуалистов в городе живет в семь раз больше, чем в целом по стране.
В целом Америка принимает до миллиона иммигрантов в год. «Похоже, Америку не сильно заботит, — заключает Таратута, — что заметная часть приезжих попадает сюда не просто из другой страны, но и из другой цивилизации».

Собственно, каждый фильм созвучен нашим болевым точкам. Думаю, они могли бы быть в чем-то полезны для их лечения. Если мы не будем знать, что и как делается на Мадагаскаре, — ничего страшного. А вот как живет развитый мир — Европа, Америка, — к которому, пусть и на периферии, принадлежим и мы, знать необходимо. Из-за 70 лет большевизма мы очень серьезно отстаем от других стран. Нам надо их догонять. А для этого нужны знания. Глупо же, в самом деле, заново изобретать велосипед. Не надо взасос любить Америку, но не надо и делать из нее врага. Надо быть просто прагматичным, брать полезное.
— А почему существует этот заказ — на тему Америки-врага?
— У нас грядут выборы, которые, как вы знаете, обычно состоят из трех стадий. Одна — раздача слонов, вторая — маленькая победоносная кампания по борьбе с коррупцией, третья, мобилизующая, — создание образа врага. На эту роль может быть выбран враг внутренний — олигархи — или враг внешний — Америка. Может, придумают еще кого-нибудь…
— Вы целых 12 лет рассказывали с экрана об Америке, а теперь не можете донести свой новый документальный сериал до зрителя. Есть ли надежда, что хоть кто-то ваши фильмы увидит?
— Я рассчитываю, что их покажут около 200 региональных телестанций с общей аудиторией в несколько десятков миллионов человек. Тем временем в Высшей школе экономики по моим фильмам сейчас готовится учебный курс. В какие-то моменты я не сомневаюсь, что делаю все правильно, что сериал востребован. А бывает, закрадывается сомнение: может, я действительно что-то не то делаю?
— Но это сомнения любого художника.
— Конечно. Условия изменились, значит, надо менять технику жизни.
— А к самой Америке у вас изменилось отношение за эти годы?
— Мне очень не нравится то, что делает Буш. Но завтра Буша не будет, а Америка останется. Эта страна, вне всякого сомнения, заслуживает уважения. Мне интересна эта страна.
— Из всех фильмов вашего последнего документального сериала меня больше всего взволновала новоорлеанская история, в которой два бизнесмена, дав ФБР показания против коррупционеров, смогли взорвать ситуацию всеобщей коррупции в штате.

Долгие годы Чикаго, Нью-Йорк и Новый Орлеан соревновались в лидерстве среди «самых продажных городов Америки», рассказывает автор в серии «Джаз на фоне коррупции». Но, казалось бы, по неразрешимой проблеме — коррупции — был дан сокрушительный залп в Новом Орлеане (штат Луизиана). Губернатор Эдвин Эдвардс, о котором «все знали, что он вор и взяточник», переизбирался 16 лет подряд. «Он долгие годы грабил казну, излучая при этом море обаяния. Люди ему симпатизировали, им нравилась его обворожительная веселость», — рассказывает Таратута. Изменить ситуацию смогли два бизнесмена, которые дали показания против чиновника в ФБР. Их поддержала местная пресса и сумела переломить общественное мнение. Губернатор получил 10 лет, работы лишились и около 70 полицейских, десятки городских чиновников, несколько судей. «Очень важно, чтобы газеты и другие СМИ могли свободно обличать коррупцию, были свободны от государственного контроля. Когда власть контролирует прессу, чиновники чувствуют себя словно лисы в курятнике, коррупция становится нормой жизни», — говорит один из героев фильма.

— Бизнесмены были только спусковым крючком. Главную же роль сыграла пресса. Но дело совсем не в разоблачениях. Жители штата Луизиана смирились с тем, что коррупция — образ жизни и его переломить нельзя. Пресса же смогла достучаться до людей, объяснить, что, переизбирая коррумпированных чиновников, они сами потворствуют тому, что в штате плохие школы, не строятся дамбы, дороги, а главное, что все может быть по-другому… Пресса перевернула общественное мнение, а вот тогда уже и ФБР, и прокуратура после 16 лет охоты на губернатора, вокруг которого и образовалось кольцо коррупции, смогли упрятать его за решетку.
Я много думал о том, что может побороть коррупцию у нас. Усиление работы правоохранительных органов? Едва ли. Не думаю, что и массированные разоблачения прессы смогут сегодня изменить ситуацию. Скорее всего, положение изменится только с ростом зрелости самого общества, когда люди поймут, что коррупция всегда рядом, что они живут плохо именно оттого, что чиновники принимают решения не для блага людей, а для своего кармана.
— Именно после этого фильма я подумала: может, из-за него и не берут сериал наши каналы?
— У нас все же не такие кокетливые руководители ТВ. Они могли бы сказать: берем, только без этого фильма. Хотя что страшного в нем? По большому счету все мои фильмы — о самых простых правилах этики в обществе и в повседневной жизни. Я считаю это важным. Если мы задаем некую моральную планку, мы знаем, куда двигаться. А иначе… Помните опрос середины 90-х среди школьниц? Они сплошь хотели стать валютными проститутками. Может, сегодня в моде и другие профессии, поприличнее. Но уж точно не благодаря ТВ. Все эти бесконечные сериалы о ментах и бандитах играют крайне деструктивную роль. Мы воспитываем целое поколение, для которого нравственные ориентиры не имеют никакого значения.
— Но это же не госзаказ, правда? Это или попросту игнорирование проблемы, или конформизм, или политика конкретных менеджеров, которые делают это ради своей выгоды, финансовых интересов.
— Пожелай того власть, ситуация на ТВ изменилась бы в считаные месяцы. В других странах это было бы невозможно, а у нас очень даже. Но этого не происходит. Впрочем, здесь важно понять, с чего все начиналось. В середине 90-х, как я все это понимаю, когда начало складываться новое ТВ и появились новые менеджеры, все они ринулись читать про маркетинг, целевую аудиторию… И стали моделировать зрителя. По всем параметрам получалось, что большинство — это не очень образованная, малодумающая публика, с малыми интеллектуальными потребностями. Так появился некий виртуальный зритель, на которого и стало работать ТВ, подгоняя под него свои программы. На это наложилась ситуация безденежья на ТВ, в связи с чем на европейских и американских телепомойках покупалась продукция по три копейки. Ее нам и показывали. В США я ни разу не видел ту дрянь, которую в 90-е годы крутили у нас. Так формировался зритель, превращаясь постепенно из зрителя виртуального в зрителя реального. Франкенштейн ожил. И стал жить собственной жизнью. Теперь только непонятно, как выйти из этого положения… Когда-нибудь решение будет найдено. Это важно для всех нас. Но есть здесь и личный момент. Очень хотелось бы, чтобы это произошло в пору моей творческой жизни.

Источник: http://2006.novayagazeta.ru/nomer/2006/48n/n48n-s19.shtml