Посвящается Анне Политковской и всем остальным несогласным в России, которые погибли после прихода к власти нынешнего президента или эмигрировали из страны.

Большую часть этого письма я написал после того, как Анна Степановна Политковская в конце прошлого года была застрелена в лифте своего дома в Москве по Лесной улице. Но Вы получите его только сейчас, по случаю Вашего визита в Рим, где я живу уже более десяти лет то ли в убежище, то ли в эмиграции. Свое письмо я начал с упоминания многочисленных, похожих друг на друга российских убийств, число которых продолжает расти. Это убийства Павла Хлебникова, который противился "гангстерскому капитализму"; Виктора Черпакова из далекого Владивостока, который вступился в защиту бедных, живущих в России; мужественных и решительных женщин, таких, как либеральный депутат Госдумы Галина Старовойтова, которая боролась за права меньшинств, как Надежда Чайкова, корреспондент еженедельной либеральной "Общей газеты", как молодая журналистка Нина Ефимова, на 25-м году жизни застреленная в пригороде Грозного... За все это время было убито более 15 журналистов, среди них трое сотрудников "Новой газеты", где работала и Анна Степановна. Все они критически отзывались о власти, к которой Вы пришли и во главе которой Вы стоите. Кто не критиковал власть, с теми ничего не случилось. Выводы напрашиваются.

Но я обращаюсь к Вам не только по этой причине. Мне также хотелось рассказать бы Вам, насколько недостойной я нахожу поддержку таких политических союзников, как например, белорусский сталинист Александр Лукашенко или чеченский тиран Рамзан Кадыров, насколько невообразимым кажется мне подрыв суверенитета соседних стран, в частности Украины, и насколько отталкивающим в моих глазах является стремление к новому обретению статуса "великой державы", со всеми вытекающими из этого последствиями.

После всех тех бед, которые пали на долю России во времена Советского Союза, я пришел в ужас от Вашей речи в Думе в апреле 2005 года: распад СССР – это самая большая геополитическая катастрофа двадцатого столетия, сказали Вы тогда. Она уничтожила старые идеалы, многие учреждения были распущены или реформировались на скорую руку, несколько олигархов присвоили себе неограниченную власть, массовая бедность стала восприниматься как норма, а социальная сфера оказалась в параличе. Какие же "старые идеалы" из тех, которые не были загублены самым страшным образом еще при Сталине, были тогда уничтожены? Какие учреждения из тех, что не заслужили подобной участи, были распущены? И кто допустил, чтобы олигархи столь бесстыдным образом подмяли под себя экономику, а массы оказались в еще более бедственном положении, чем раньше? Тем, кто искал ответы на эти вопросы, кто делал это беспристрастно и целеустремленно, как уже упомянутые журналисты и представители интеллигенции, трагическая судьбы была предопределена. Те же, кто проявил себя прислужником или сторонником, могли в любом случае жить относительно спокойно.

Кто знает Россию и знаком с русской историей, кто еще застал советское время и знает о жизни в Советском Союзе не понаслышке, тот, наверное, не ожидал простого и легкого переходного периода и не верил в перемены без трудностей и преград. Но того, что страна станет еще беднее, чем в советские времена, что технологическое отставание от других индустриальных стран увеличится еще более, что приватизация в России примет форму общественного разграбления, что социальное неравенство достигнет невообразимых масштабов, а продолжительность жизни в большой и от природы богатой стране окажется самой короткой в Европе, мы не могли себе даже представить.

Мы ожидали постепенной демократизации, а не реставрации старых диктатур (не только советских!). Решение не избирать президентов и губернаторов регионов, а назначать их – причем первым лицом федерации – вызвало ужас и насмешки. У многих из нас сложилось впечатление, что некоторые олигархи, например Ходорковский, были выведены из игры и высланы в Сибирь не только потому, что у них скопилось слишком много денег – он такой не единственный – а потому, что он поддерживал "Яблоко", а также другие оппозиционные группировки и партии, которые – как и убитые журналисты – критиковали власть имущих.

От нашего взгляда также не ускользнули и жестокий ужас, творимый в Чечне, который выдается за борьбу с исламистским терроризмом, хотя этот терроризм на Кавказе чаще является следствием, а не причиной. (Мы уже давно прочли "Хаджи Мурата" Толстого.) Мы видели, как чинились препятствия украинским реформам и каким образом заставили замолчать Ющенко и его приверженцев. Я встречался с Горбачевым на Форуме мировой политики в Италии и Испании, поскольку он его возглавляет, а я вхожу в его правление, и смог убедиться в том, что он, давший толчок гласности, боится произнести хоть одно критическое слово о сегодняшнем положении вещей и избегает всего, что могло бы задать перестройке другое направление. Авторитарное высокомерие еще ни разу не принесло России счастья. Великодержавная политика ее уничтожила. Владычество над другими странами и народами ее опозорило. Подумайте, что можно сделать, чтобы завтрашний день был не таким, как сегодняшний и вчерашний.

В конце письма нам стоит вспомнить слова покойной Анны Политковской, с которой я познакомился в Мантуе и встречался в Париже: "Брежнев был наихудшим из них. За демократическим фасадом Андропова скрывался палач. Черненко был идиотом. Горбачев провалился. Из-за Ельцина мы постоянно крестились, из страха перед его решениями... А сегодня в моду входят политические движения, созданные по указке Кремля с одной-единственной целью – лишь бы Запад не догадался, что у нас сложилась авторитарная однопартийная система".

К этому я хотел бы добавить несколько слов, сказанных в том же духе президентом Горбачевым. Перед тем, как его свергли, он говорил об альтернативах для страны, которую он пытался реформировать. Вчера мы задавались вопросом, задаемся им и сегодня, сказал он, какой будет Россия. Националистической и традиционалистской или демократической и современной, православной или схизматической, скорее белой, чем красной или наоборот, славянофильской или западнической, азиатской или европейской? Россией, которую нельзя понять умом, в которую можно только верить (как писал поэт Тютчев), или твердыней, о которой говорит Александр Блок в своем стихотворении "Двенадцать"? С крестом или без? Настоящей демократией или демократурой? Русской или российской? Но, как бы то ни было, Россия должна считаться с тем, что ей досталось от Советского Союза, как и с тем, что она утратила, возможно, навсегда.

Предраг Матвеевич родился в 1932 году в Мостаре (Герцеговина). Его отец был русским, мать – хорваткой. Профессор и преподаватель французского языка в университете Загреба, он живет то в Париже, то в Риме. Предраг Матвеевич занимается в основном культурными различиями в Восточной Европе. Он является лауреатом премии Prix Européen de l 'Essai (1992) и французской премии Prix du Meilleur Livre Européen (1993), а также вице-президентом English Centre of P.E:N. в Лондоне и президентом фонда Laboratorio Mediterraneo в Неаполе

Источник: http://www.inopressa.ru/standard/2007/03/21/13:46:30/anna