Вместо того чтобы предоставить гражданам возможность выбирать своих лидеров, российские выборы являются приглашением одобрить уже принятые решения. Будущее руководство России определено с декабря, когда президент Владимир Путин избрал первого вице-премьера Дмитрия Медведева своим преемником. Освещение в СМИ навевает тоску: Медведев представляет элементы своей "программы" на будущее, а также мелькает в свите президента в обычных новостях из разряда "что сегодня делал Путин". Идет "предвыборная кампания", и на государственном телевидении крутят бесплатные рекламные ролики и дебаты, но Медведев уже решил не участвовать.

Когда-то Уинстон Черчиль произнес знаменитую фразу о том, что битвы за власть в Кремле похожи на схватку бульдогов под ковром: рыка много, а кто победил – неизвестно, пока один из них не вылезет из-под ковра. Медведев стал избранником после намеков на борьбу за власть за кремлевскими стенами между службами безопасности, выступающими за жесткую линию, и склоняющимися к Западу реформаторами. В этом смысле Медведев – меньшее из зол. Он в прошлом – гражданский юрист, а не агент КГБ, а в его нынешнем портфолио – внутренние проекты в области здравоохранения, строительства, экономического развития и образования. О российско-американских отношениях он говорит в более мягких тонах по сравнению с тем, как Путин регулярно бьет себя кулаком в грудь.

Также в списке кандидатов – буйный националист, усталый коммунист и лидер некоей "Демократической партии России". От последнего попахивает знаменитыми кремлевскими "политтехнологиями" – это своего рода подставное лицо для дискредитации немногих оставшихся реальных оппозиционных парий. Члены этой партии карикатурно требуют немедленного членства в Евросоюзе.

Похоже, россиянам импонирует ограниченный выбор. Недавний опрос общественного мнения, проведенный государственным агентством, показал, что Медведева поддерживают 63% избирателей. Многих травмировали шок, отчаяние и неопределенность 1990-х. Большинство избирателей готовы спокойно положиться на Путина и его окружение, если это принесет такую стабильность, которая гарантирует, что их накопления не испарятся за одну ночь, как это случилось в 1998-м.

Условия "общественного договора" в России включают предположение, что Россия "нуждается" в сильной центральной власти и должна следовать собственному курсу. Кремль постоянно напоминает народу об ужасных прежних временах, чтобы оправдать централизованную "вертикаль власти", и об исключительности "суверенной демократии". Избиратели помалкивают, СМИ знают правила и следуют им, олигархи сотрудничают, а прокремлевские "молодежные организации" власти держат наготове для публичной демонстрации поддержки.

При освещении большей части событий за рубежом российские СМИ представляют демократию как неконтролируемый хаос. Они с ликованием отмечают, насколько беспорядочна, и намекают на то, насколько коррумпирована ситуация у молодых демократий, таких как Украина и Грузия, где выборы часто приводят к уличному насилию, власти толпы и клептократии.

Однако даже на этом фоне освещение праймериз в США было обширным и обстоятельным, и, вероятно, не только из-за исключительной важности Америки. Так уж выходит, что в большинстве рассказов значительная часть времени тратится на объяснение американских избирательных дебрей – приходится пояснять разницу между "праймериз" и "кокус", и то, как география и демография влияют на голосование в каждом штате.

Конечно, российские СМИ обращают внимание на любое упоминание России кандидатами. Сенатор Джон Маккейн попал под огонь критики за часто повторяемую фразу о Путине – что он якобы "заглянул в его глаза" и "увидел три буквы – КГБ". Была отмечена и Хиллари Клинтон. Хотя ее супруг близко дружит с другими постсоветскими авторитарными лидерами, такими как президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, в январе она заявила, что Путин "был агентом КГБ, и души у него по определению нет, я имею в виду, это трата времени, так ведь, это ерунда".

Российские СМИ восхищены Бараком Обамой, не только благодаря новизне его кампании, но и благодаря его нежеланию заранее списывать со счетов отношения с Россией.

Помню, как в новогодние праздники я конфузливо объяснял друзьям, насколько неполноценен процесс праймериз – что все решит незначительное число голосов в Айове и Нью-Гемпшире. Но по мере их продолжения – к смятению лоялистов с обеих сторон – я отношусь к ним все лучше и лучше. Как ни странно, но это подает хороший пример остальному миру.

Кристофер Маркич – журналист-фрилансер, живущий в Москве