При Владимире Путине у нее те же самые функции. В декабре российский ученый Игорь Решетин был приговорен к 11 с половиной годам лишения свободы в колонии строгого режима по обвинению в продаже технологий двойного назначения Китаю для его космической индустрии.

В 1996 году компания Решетина "ЦНИИмаш-Экспорт" заключила контракт на предоставление китайской стороне нескольких научно-технических работ, касающихся преимущественно возвращения космических кораблей в земную атмосферу. Эта сделка на сумму около 30 млн долларов в тот период являла собой около половины российского экспорта в Китай, связанного с исследованиями космоса; как ожидалось, товарооборот должен был возрасти примерно до 100 млн в год. В 2002 году Решетин представил свои отчеты двум государственным комиссиям экспертов, которые удостоверили, что секретной информации в них не содержится.

Однако в следующем году Федеральная служба безопасности РФ – ведомство-преемник КГБ – начала расследование деятельности "ЦНИИмаш-Экспорта". В 2005 году Решетин, страдающий заболеванием сердца, был оставлен под стражей в Лефортове, где он и его коллега отсидели два года до вынесения приговора. На процессе суду были представлены 62 научных монографии, находящиеся в свободном доступе, дабы доказать, что никакая секретная информация не разглашалась. "Я видел все работы, отосланные в Китай, – сказал Александр Крайко, заведующий кафедрой одного из российских технических вузов, в интервью независимому российскому изданию "Новая газета". – Информация, которуе они содержат, была опубликована в широкодоступных печатных изданиях на русском языке и в США".

Учитывая нынешние условия содержания в российских исправительных колониях, описанные мною в этой колонке на прошлой неделе, приговор Решетину равносилен осуждению на казнь. Вместе с ним осудили его деловых партнеров Сергея Визиря (на 11 лет), Михаила Иванова (на 5 лет) и Александра Рожкина (на 5 лет). Еще один партнер, Сергей Твердохлебов, провел два месяца в Лефортове, подписал "добровольное признание" и вскоре скончался от сердечного приступа.

Почему власти столь упорно стремились наказать Решетина? Согласно одной из версий, Решетин просто не поладил с местным сотрудником ФСБ, а тот захотел отработать свою зарплату и получить повышение по службе, разоблачив "шпиона". Почти такой сценарий был применен к другому ученому, Валентину Данилову, который в 2004 году был приговорен к 14 годам заключения в колонии по сфабрикованному обвинению в передаче китайцам "секретной" информации – данных, которые на самом деле рассекречены много лет назад.

Еще более надуманным выглядело уголовное дело, возбужденное против Игоря Сутягина, научного сотрудника престижного Института США и Канады РАН. Сутягина обвинили в незаконном разглашении данных о ядерном потенциале России. Его "шпионская деятельность" тоже сводилась к написанию статьи, основанной на открытых источниках (в том числе публичных выступлениях министра обороны РФ собственной персоной). Однако это не помешало суду вынести приговор: 15 лет лишения свободы. Сходные приговоры по обвинениям в "шпионаже" были вынесены еще как минимум четырем лицам: Анатолию Бабкину, Оскару Кайбышеву, Владимиру Щурову и Григорию Пасько.

Что касается дела Решетина, существует и вторая версия: мол, он стал жертвой обычая Кремля объявлять своих конкурентов (по бизнесу) преступниками. В данном случае так поступила государственная фирма-производитель оружия "Росвооружение": она, по предположению "Новой газеты", хотела занять часть прибыльного рынка, на котором Решетин, чиня неудобства конкурентам, утвердился.

В таком случае этот процесс аналогичен делу бывшей огромной энергетической компании ЮКОС, активы которой в 2004 году были разграблены "Газпромом" и другими предприятиями, связанными с Кремлем. Тогда как заключение бывшего председателя правления компании, Михаила Ходорковского на неопределенный срок в сибирской колонии привлекло широкое внимание СМИ, остальных ответчиков по делу ЮКОСа – а их 41 человек – замечают реже. Юрист Светлана Бахмина, одна из них, была арестована в 2004 году по обвинению в уклонении от уплаты налогов; почти шесть месяцев ей не разрешали разговаривать даже с двумя ее маленькими детьми. В 2006 году ее просьба отложить исполнение приговора до времени, пока младший ребенок не достигнет 14-летнего возраста, была отклонена; мало того, Бахмину немедленно перевели в колонию в нескольких сотнях миль к югу от Москвы, где она и отбывает свой срок – шесть с половиной лет заключения.

Есть также дело Василия Алексаняна, у которого вскоре после ареста в 2006 году выявили ВИЧ. Почти весь период его почти 700-дневного предварительного заключения российские власти отказывали Алексаняну в лечении; теперь его держат под стражей в медицинском учреждении, приковав наручниками к кровати.

Дрю Холинер, адвокат Алексаняна, говорит, что власти руководствуются стремлением вынудить его подзащитного "дать ложные показания против бывших коллег взамен на некую сделку". Возможно, их план не удастся, так как Алексанян, по некоторым сведениям, страдает лимфомой, вызванной СПИДом, и вскоре может умереть.

Дело ЮКОСа уступает по масштабу и жесткости советским чисткам, но имеет ряд характерных и печально известных черт; в особенности это усилия сфабриковать "заговор", предъявив обвинения широкому кругу лиц.

Советский почерк виден также в деле Ларисы Ивановны Арап. Входя в организацию Гарри Каспарова "Объединенный гражданский фронт", Арап вела общественную кампанию в защиту детей, которые подвергаются издевательствам в российских психиатрических больницах. В июле прошлого года она была сама принудительно помещена в психиатрическую больницу из-за написанной ею критической статьи, "обколота психотропными препаратами", по словам ее мужа, и содержалась в лечебнице более месяца. Хотя после протестов общественности ее отпустили, местный районный суд постановил, что ее госпитализация была совершенно законной.

Как и в советские времена, всего лишь критика работы государственного учреждения теперь может сойти за достаточное доказательство нарушений психики. В своей авторитетной истории ГУЛАГа Энн Эпплбаум отмечает, что при Сталине человека могли запросто арестовать "ни за что", а при его преемниках аресты обычно производились "за что-то – если не за реальное правонарушение, то за литературную, религиозную или политическую оппозицию советскому строю".

Одной из многих примет, которые заставляют столь тревожиться из-за современных тенденций российской жизни, определенно является то обстоятельство, что грань между "чем-то" и "ничем" все более размывается.