Так вот, это был 2005 год. Я был молодым журналистом в региональной телекомпании. И, как и большинство журналистов региональных телекомпаний, повышал свой профессиональный уровень с помощью книг, просмотра федеральных каналов и, немного, интуиции. Мои коллеги практически заставили отправить меня собственные репортажи в организацию под названием "Интерньюс". И, как ни странно, я прошел отбор. Затем был месяц учебы в Москве. Казалось бы, совсем немного. Но это был месяц бесплатного обучения. Двенадцати региональным корреспондентам нашей 32-ой школы журналистики оплачивали проживание в гостинице и питание. Да и само обучение исключать не стоит, нашими преподавателями были Алексей Венедиктов, Марианна Максимовская, Поль Хансен (дорогой Учитель, надеюсь в том, другом мире, где ты сейчас, ты счастливее, чем здесь, на земле). Я могу только догадываться, сколько могла бы стоить эта учеба. И насколько она была бы в таком случае региональным корреспондентам недоступна. Провинциальные журналисты, вопреки расхожему мнению, получали, да и сейчас получают достаточно скромную зарплату. "Интерньюс" финансировал Ходорковский.

К тому моменту экс-руководитель крупнейшей российской нефтяной компании находился за решеткой чуть больше года. И именно такой его портрет, за стальными прутьями, висел в большой комнате "Интерньюса", где все курили и пили всегда бесплатный кофе. "Интерньюса" больше нет, учить региональных журналистов больше некому. Возможно те, кто хотели уничтожить организацию, а на ее руководителя, добрейшей души человека Манану Асламазян заводили уголовное дело, просто не знали, что молодых журналистов там не призывали любить Ходорковского. Не подозревали, что портрет МБХ за решеткой, висящий на стене, - это не икона, а символ происходящих в России перемен. И, видимо, были не в курсе того, о чем нам в приватных беседах рассказывала Манана, а именно о том, что главным ее условием, когда Ходорковский предложил финансирование организации, было то, что он ни словом, ни делом не пытается влиять на политику "Интерньюса". И он это слово сдержал. Тем не менее, организации не стало. Как не стало и фонда "Открытая Россия", учрежденного опальным олигархом. Не стало финансирования других программ, в рамках которых получали образование и новый опыт молодые ученые, писатели, художники.

Из родного города мне пришлось уехать. Потому что в телекомпании, где я работал, и которая де юре была коммерческой, а де факто исполняла все пожелания областной администрации, поддерживающей всеми силами федеральную власть, журналистов пытались заставить врать. А в "Интерньюсе", который спосировал олигарх, нас учили, что журналисты врать не должны ни при каких обстоятельствах. Мне предложили работу в Томске. И там я второй раз столкнулся с Ходорковским, который уже отбывал свой срок. Моя новая телекомпания одно время принадлежала бывшему главе ЮКОСа. Но потом прошлые владельцы предложили ее выкупить обратно, и Ходорковский, которого часто обвиняют в том, что он подкупал журналистов, как ни странно согласился продать столь важный медиаресурс. И вновь на стене портрет с олигархом за стальными прутьями. А еще - мнения людей о Ходорковском. Не журналистов или чиновников, а горожан. Мнения исключительно положительные. Как мне вскоре объяснили, это неудивительно, Ходорковский вкладывал деньги в те города, где у него был бизнес, строил детские площадки, помогал финансово. "Томскнефть", как известно, принадлежала ЮКОСу.

И вновь я сталкиваюсь с этим человеком. Уже в Москве. В Хамовническом суде, в комнатке со множеством людей и тремя телевизорами. Ходорковский говорит о том, что ему стыдно жить в этой стране. А я понимаю, что это действительно его последнее слово. Об этом, думаю, он и сам наверняка знает. Потому что в выше упомянутой стране говорить такие слова не рекомендуется. И это знает любой журналист.
Tags: Ходорковский.